когда мы говорим о женщинах-классиках (сестры Бронте, Джордж Элиот, Эмили Дикинсон, Жорж Санд, Анна Петровна Бунина, Мирра Александровна Лохвицкая, Зиннаида Гиппиус, Ахматова, и прочие), стоит помнить главное отличие женской литературы от мужской. в мужской литературе на главный план всегда выходит тема наследования: школа такого-то поэта, такого-то писателя, такие-то традиции. женщины же, в силу очевидных причин (спасибо, патриархат), всегда творчески одиноки. однажды Эмили Диккенсон сказала : "у меня никогда не было матери". с матерью по крови она прекрасно общалась, но литературного родителя у неё не было. те женщины, которые публично выступали, вынуждены были брать мужские псевдонимы, потому что "женское" автоматически значило слабое (как случилось, например, с Шарлоттой Бронте или "Джорджем Элиотом", который на самом деле Мэри Эванс). у них никогда не было матери. в литературе всегда кто-то кому-то помогает, всегда кто-то кого-то создаёт: Пушкина вводит в литературу учитель будущего царя, поддерживает тот, что разрабатывал государственный проект об освобождении крестьян, и после смерти превращает в национального гения тот, у кого в руках были практически все влиятельные литературные журналы и критика того времени. а вспомните, как писатели спорили, кто "открыл Есенина", и как тот по этому поводу веселился.
масса женских имён рубежа XIX–XX веков сегодня исчезла, стёрлась - не потому, что они не были известны в своем время (без многих из них не было бы тех поэтов-мужчин, которых мы знаем), но потому, что никто не продолжал их литературные традиции. вокруг Гоголя после смерти сложилась целая "натуральная школа", горевшая под его именем продолжать описывать крестьян, ужасы бюрократии и всю некрасоту жизни низших слоев населения. нельзя сказать, что женское творчество не стоило продолжения - ему просто всячески не давали продолжаться. и возмущения по этому поводу всегда были. вот, например, фрагмент статьи господина Гартига, «рассуждение о женщинах, и о выгодах, которые получили бы они от упражнения в науках», конец 18 века: «едва ли есть один род учения, в котором бы не прославились женщины в различные веки. ежели число оных не весьма велико, то всякой сам может себя уверить, что сие происходит не от недостатку женского разума: но с того, что не было довольно случаев изощрять оной...для чего в то время, когда просвещение со дня на день умножается, они осуждены оставаться во мраке? для того, что предрассудок воспитания берет верх над самым разумом; для того, что женщины довольствуясь тем, что могут нравиться прелестями красоты, не радят о продолжительнейших прелестях разума и чувствований; для того, что большая часть мущин имеют свои выгоды в том, что препятствуют просвещению их ума, которое бы открыло им их слабости, и могло бы предохранить их от оных...»
выживали только те, кто имел великих покровителей (например первая профессиональная поэтесса Анна Петровна Бунина, (пра_)бабушка того самого нобелевского лауреата по литературе, Бунина - Бунин, кстати, очень гордился своими корнями) или такие бесстрашные, как Зинаида Гиппиус, наводящие на всех такой страх, что по гробу Гиппиус потом стучали палкой, в уверенности, что "ведьма" встанет и оживёт.
множество женских талантов угасло, становясь матерями, няньками или литературными посредниками своих мужей. про это однажды отлично написала Вирджиния Вулф: «а что бы, скажем, было, если бы у Шекспира была не менее одаренная, чем он, сестра? она была столь же дерзостной и одарённой воображением, так же зорко видела мир, как и её брат. но её не отправили учиться в школу. у неё не было возможности учиться грамоте и логике, она не могла уединиться в тиши, чтобы читать Горация и Виргилия. Время от времени ей удавалось взять в руки книгу, возможно, одну из написанных её братом, и прочитать несколько страниц. но всегда входил кто-то из родителей и говорил, что её ждут незаштопанные носки или приготовление обеда и что ей не следует забивать голову ненужными для неё вещами — книгами и газетами… она, возможно, иной раз могла набросать неустоявшимся почерком несколько страниц от себя, но потом она их тщательно прятала, а то и вообще сжигала. время пролетело быстро, и вот, когда ей не было и семнадцати лет, родители решили отдать её замуж за сына соседского лавочника. она плакала и повторяла, что этот брак ей ненавистен, за что была жестоко поколочена отцом… сила её таланта, и только она, толкнула её на отчаянный шаг. она собрала свои небольшие пожитки, спустилась ночью по веревке из окна своей спальни и направилась в Лондон. даже пение придорожных птиц не могло заглушить ту музыку, что звучала в ее душе. она, подобно своему брату, имела волшебный дар — мгновенно складывать симфонии из слов. Как и он, она понимала театр. она пришла к двери, ведущей на сцену; она сказала, что хочет играть. мужчины из труппы открыто рассмеялись ей в лицо… наконец считавшийся старшим актер Ник Грин сжалился над ней; вот она уже родила ребенка от него и — кто измерит весь жар и все неистовство сердца поэта, когда это сердце бьется в женском теле? — однажды, зимней ночью, покончила с собой…». описанная трагическая, но правдивая история произошла примерно точь в точь и с сестрой Моцарта, и сестрой Пушкина. обе, талантливые в начале своего творческого пути, не смогли развиваться из-за положения женщин в обществе. Анна Мария Моцарт, с 11 лет игравшая сложнейшие сонаты и концерты на клавесине, равная Моцарту по таланту, знаете ли вы о ней? та, кто была повсеместно признана одной из лучших пианистов своего поколения? в своём письме от 1764 года Леопольд писал: “моя маленькая девочка играет самые сложные работы, которые только можно представить ... с невероятной точностью. Мария Анна, хотя ей всего 12 лет, является одной из самых искусных пианисток в Европе". и вот, как только она достигла брачного возраста, ей было запрещено выступать; как женщина, она полностью зависела от решений отца, была выдана за мужчину на 15 лет старше её, и вынуждена была воспитывать пять детей от его предыдущих браков. её композиции, которыми Моцарт, её брат, восхищался, не сохранились; она вынуждена была преподавать уроки игры на фортепиано, чтобы прокормить себя, потом ослепла, умерла, и была окончательно забыта. а сестра Иоганна Вольфганга Гёте?
а Софья Толстая, талантливая писательница, положившая свою жизнь на литературное посредничество? Софье, матери четырех детей, запрещали рожать врачи: дети, если будут появляться один за другим, умрут. Лев Толстой сказал: если ты не будешь мне рожать детей, зачем ты мне вообще нужна? а потом умилялся, как спокойно они "отходят".
"я спрашиваю, почему в елизаветинскую эпоху не было женщин поэтесс, а сама толком ничего не знаю об их воспитании, образе жизни: учили ли их писать, был ли у них свой угол в общей комнате, у многих лиц к двадцати годам были дети — короче, чем они занимались целый день? денег у них точно не было; по словам профессора Тревельяна, их выдавали замуж против воли прямо из детской — вероятно, лет пятнадцати. уже поэтому было бы странно, если б одна из них писала, как Шекспир" - писала Вирджиния Вульф. так вот, собственно, вопрос: умели ли они вообще писать?
люди восемнадцатых-девятнадцатых веков феминитивов не боялись: уже с 1811 года свободно употреблялись и в разговорах, и в художественной литературе, и в публицистике России слова «философка» и «ученая». также вполне нормально было встретить на страницах отечественных журналов словосочетания «ученая женщина» или «ученая дама».
женщины — пусть пока что настолько состоятельные, что обаяние кошелька задавливало противников — входили в науку, интересовались ею и стремились к знаниям. заказывали подписки на научные журналы и покупали себе книги. по свидетельству А. Ю. Самарина (как раз таки исследовшего вопрос доступа женщин в те века к научной литературе) «социальный состав женщин-подписчиков более аристократичен, чем подписчиков-мужчин. среди них практически отсутствуют представительницы недворянских сословий, а значительная часть (более трети) принадлежит к титулованной аристократии и генералитету». интересно так же то, что женщины чаще выписывали иностранные журналы и читали научные труды в оригинале, игнорируя переводы на русский язык.
но конечно же, не все могло быть так гладко — анонимный автор в статье «о учёности прекрасного пола» опубликованной в 1811 году, спрашивал: «удивительно, почему прилагательное ученый – в женском роде, щекотливо для уха мужчин…?».
большая часть знаменитых писателей стала на ноги, благодаря читательницам - женщинам, которые выбирали, какая литература будет править балом. Оноре де Бальзак, начиная, писал "чёрные романы", дешёвенькие истории, которые хорошо продавались. он придумал тип не очень молодой, не очень красивой, но весьма умной (оттого и страдающей, потому что она понимает всегда весь ужас своего положения) женщины. и читательницы писали ему письмо за письмом, указывая на неправдоподобность и ошибки - Бальзак, как автор, "родил" сильный женский характер благодаря тем, кто мог только читать. а как Пушкин смеялся над Байроном, у которого был только один живой тип героя! Байрон, гений своего века, не способный написать ни одной живой женщины.
вот фрагмент речи Александра Федоровича Воейкова, опубликованной в 1810 году в журнале «Вестник Европы»: «женщина ввела в Россию Христианскую веру. женщина спасла нам Петра Великого и не допустила Россию погрузиться в прежний мрак невежества и бессилия. Женщина украсила, возвеличила, прославила Россию, дала законы Государству и права гражданам, ввела вкус и вежливость при Дворе своем, потрясла Константинополь и Стокгольм громом победоносного своего оружия, покорила Крым и Польшу. женщина недавно занимала в Академии нашей первое место между учеными. женщинам отчасти обязана Россия освобождением от Польского ига. ...милостивые Государыни! Вы должны учить нас языку и вкусу. в наши времена вам не нужно быть мученицами за Веру; не нужно поощрять воинов к сражению с неприятелями Отечества, или и самим сражаться; не нужно посылать рыцарей к защищению невинности от злых волшебников; в наши времена народы соревнуют друг другу в успехах просвещения; Государства хотят быть славны открытиями и пережить века в произведениях изящных художеств. продолжайте, Милостивые Государыни! любить Словесность; ее слава неразлучна с вашею славою, со славою Отечества...».
-
использованная литература:
цитата Александра Пушкина о Байроне, перевод с французского, письмо Н. Н. РАЕВСКОМУ-СЫНУ, вторая половина июля (после 19) 1825 г. : “но до чего изумителен Шекспир! не могу прийти в себя. как мелок по сравнению с ним Байрон-трагик! Байрон, который создал всего-навсего один характер (у женщин нет характера, у них бывают страсти в молодости; вот почему так легко изображать их)”.
из «А. С. Пушкин. Собрание сочинений в 10 томах. М.: ГИХЛ, 1959—1962. Том 9. Письма 1815–1830.»
про Бальзака, книга Андре Моруа «Промитей, или Жизнь Бальзака,. Москвав, Радуга, 1983 год;
Про Бунину и не только: «Русские поэтессы XIX века» / Сост. Н. В Банников, М.: Сов. Россия, 1979
цитаты, исследования и статистика женщин-читательниц приводятся по книге «Штурмуя цитадель науки: женщины-ученые Российской империи». Москва, 2019 год, издательство «Новое литературное обозрение».
о Есенине, воспоминание Анатолия Мариенгофа, текст приводится по его автобиографическому «Роману без вранья», 1926 год: «Пусть, думаю, каждый считает: я его в русскую литературу ввел. Им приятно, а мне наплевать. Городецкий ввел? Ввел. Клюев ввел? Ввел. Сологуб с Чеботаревской ввели? Ввели. Одним словом: и Мережковский с Гиппиусихой, и Блок, и Рюрик Ивнев... к нему я,
правда, первому из поэтов подошел — скосил он на меня, помню, лорнет, и не успел я еще стишка в двенадцать строчек прочесть, а он уже тоненьким таким голосочком: "Ах, как замечательно! Ах, как гениально! Ах..." и, ухватив меня под ручку, поволок от знаменитости к знаменитости, "ахи" свои расточая. Сам же я — скромного, можно сказать, скромнее. От каждой похвалы краснею как девушка и в глаза никому от робости не гляжу. Потеха!»